Новые реалии войны — как Украина строит будущее обороны

Прошлая неделя в мире оборонных технологий была насыщена событиями, которые по своей значимости выходят далеко за пределы обычного новостного цикла. От запуска первой в мире оперативной лазерной системы противовоздушной обороны в Израиле до переговоров о продаже украинских дронов Соединенным Штатам – мы наблюдаем не просто технологический прогресс, а фундаментальное изменение парадигмы ведения войны. И что важнее всего для нас – Украина не просто адаптируется к этим изменениям, а активно их формирует.

Три революции, которые меняют правила игры

Анализируя события последней недели, я выделяю три мегатренда, которые будут определять характер конфликтов ближайшего десятилетия.

Первый – экономическая революция в противовоздушной обороне через лазерные системы. Компания Rafael Advanced Defense Systems завершила приемочные испытания первой в мире полностью оперативной лазерной системы Iron Beam и передает первые батареи ВВС Израиля до конца этого года (Fox News, Times of Israel).

Технические параметры впечатляют: лазер мощностью 100 киловатт способен перехватывать ракеты, мины и БПЛА на расстоянии до 10 километров. Но настоящая революция – в экономике. Один выстрел Iron Beam стоит 3-5 долларов по сравнению с 50-100 тысячами долларов за традиционный ракетный перехватчик системы Iron Dome. Это снижение стоимости на четыре-пять порядков – не просто улучшение, а изменение всей экономической модели войны.

Когда стоимость обороны становится в десятки тысяч раз ниже стоимости атаки, полностью меняется расчет "войны на истощение". Дешевые дроны-камикадзе за тысячу долларов теряют свою экономическую привлекательность, когда их сбивает лазерный луч за три доллара. Россия каждую ночь запускает по Украине десятки "Шахедов" стоимостью около 50 тысяч долларов каждый, а мы вынуждены отвечать ракетами за миллион. С Iron Beam это уравнение переворачивается: атакующий тратит тысячи, обороняющийся – доллары.

Второй тренд – массовизация беспилотников как основного оружия. Армия США официально переписывает свою боевую доктрину под влиянием украинской войны (Military.com). До конца 2026 года каждое американское отделение (squad) получит расходные FPV-дроны. Создаются специализированные "strike companies" по 80 человек с отдельными взводами разведывательных БПЛА, дронов-барражировщиков и систем противодействия.

Цифры красноречивы: 3-я бригада 10-й горной дивизии США использовала на учениях 144 дрона – больше, чем когда-либо в истории американской армии. Для сравнения, украинские подразделения запускают тысячи дронов ежедневно. Эта разница в масштабе дает нам уникальные данные и опыт.

Термин "drone-first warfare" означает, что теперь любой боевой контакт начинается не с артиллерии или авиации, а с разведки и ударов дронами. По данным исследования Army War College (War Room), дроны с ИИ-наведением вызывают 70-80% боевых потерь в российско-украинском конфликте. Украина тестирует более 70 наземных беспилотных систем, способных работать в условиях РЭБ на больших расстояниях от оператора. Это уже не вспомогательное оружие – это доминирующая сила современного поля боя.

Третий тренд – гиперзвуковая гонка вооружений, где Северная Корея только что присоединилась к элитному клубу стран с такими возможностями. 22-23 октября КНДР провела испытания системы Hwasong-11Ma – гиперзвуковые снаряды с планирующей боевой частью пролетели 350 км и поразили наземную цель (Euronews). Система размещена на 10-колесном транспортно-пусковом контейнере, способном нести две ракеты одновременно.

Atlantic Council открыто предупреждает (ExecutiveGov, Newsweek): США отстают от России и Китая на 5-10 лет в развертывании оперативных гиперзвуковых систем. Россия и Китай имеют сотни гиперзвуковых ракет, США – лишь прототипы. Стоимость одной американской гиперзвуковой ракеты – 15-30 миллионов долларов – делает массовое производство экономически невозможным.

Параллельно США испытывают противодействие: Missile Defense Agency тестирует ракету SM-6 Dual II для перехвата гиперзвуковых целей в рамках программы "Iron Dome for America" стоимостью 175 миллиардов долларов (The War Zone). Но пока это лишь симуляции – реальных успешных перехватов гиперзвуковых боеголовок на скорости более 5 Махов еще не было.

Украинская лаборатория будущего

Но самая главная новость для меня – не техническая, а стратегическая. Украина окончательно трансформировалась из получателя военной помощи в экспортера технологий и знаний. Когда министр обороны Умеров ведет переговоры с Пентагоном о продаже миллионов украинских дронов – воздушных, морских и наземных (The War Zone), а The Economist прямо пишет, что украинские компании превосходят западные благодаря лучшему пониманию реального поля боя и фокусу на метриках "цена за убийство" – это признание нашего технологического лидерства.

Цифры впечатляют: по данным заместителя министра обороны Гвоздяр на Киевском международном экономическом форуме (Global Security, Atlantic Council), украинская оборонная промышленность выросла с одного миллиарда долларов в 2022 году до тридцати пяти миллиардов в 2025-м. Рост в 35 раз за три года. Мы производим 40% собственного вооружения и практически 100% дронов. При этом используем лишь треть имеющихся мощностей из-за бюджетных ограничений.

Что еще важнее – мы создали уникальную модель инноваций. Brave1, Defense City, открытые платформы для стартапов – это наша "Кремниевая долина обороны", где цикл от идеи до боевого применения занимает месяцы, а не годы. Американцы на своих учениях используют 144 дрона и называют это рекордом, а мы ежедневно запускаем тысячи.

Эта разница в масштабе дает нам уникальные данные, уникальный опыт, уникальные технологии. Например, россияне внедряют тяжелый дрон "Воган" массой более 100 кг для доставки боеприпасов и корректировки артиллерии с защитой от РЭБ (РИА Новости) – и это усиливает их логистическую тактику. Они создали аэрозольные боеприпасы для БПЛА, которые создают дымовые и радиолокационные завесы (Известия), революционизируя тактику FPV-атак.

Мы отвечаем быстрее: испытываем 70+ наземных беспилотных систем с ИИ, разрабатываем морские дроны с тысячекилометровым радиусом, строим крылатые ракеты дальностью почти 2000 км. Битвы дронов стали глобальным явлением – от Судана, где RSF атаковали дронами аэропорт Хартума (Al Jazeera), до Нигерии, где армия отбила drone assault Boko Haram (AP News). Но именно украинский опыт стал эталоном для перестройки военных доктрин в мире.

Окно возможностей

Вижу несколько стратегических возможностей, которые мы должны использовать в ближайшее время.

Во-первых, экспорт технологий и системной экспертизы. США откровенно ищут "Shahed-аналоги" – дешевые дроны массового применения по 10 тысяч долларов (Business Insider). Вирджинская компания предлагает Пентагону такие системы, вдохновленные иранскими разработками. Но почему Америка должна покупать копии иранских дронов, когда она может получить проверенные в бою украинские системы вместе с тактиками их применения? США уже тестируют украинские дроны дальнего радиуса действия, которые использовались для ударов по российской нефтяной инфраструктуре.

Одновременно на выставке ADEX 2025 в Сеуле мы видим, как мир инвестирует в будущее warfare: Korean Air представила stealth wingman-дроны для координации с пилотируемыми истребителями (DroneLife), Hanwha расширяет unmanned ground vehicles (Asian Military Review), Northrop Grumman презентует модульные лаунчеры для гиперзвуковых ракет (Army Recognition). Это не просто коммерческая сделка – это стратегическое партнерство, где мы становимся технологическим мостом между полем боя и оборонной промышленностью НАТО и союзников в Тихоокеанском регионе.

Во-вторых, собственная ракетная программа. По данным Defense Express (Defence UA), украинская ракетная программа выполнила 47% запланированных задач за первые пять месяцев 2025 года. Проект "Фламинго" – крылатая ракета с дальностью 1800 км и мощной боеголовкой – выйдет на полномасштабное производство в начале 2026 года. Собственные ракеты означают удары по российской территории без ограничений от партнеров, без дискуссий о "красных линиях", без зависимости от политических циклов в Вашингтоне или Брюсселе. Это фундаментально меняет наши переговорные позиции и стратегическую глубину ударов по энергетической и военной инфраструктуре противника.

В-третьих, морская асимметрия. Украинские разработчики представили усовершенствованную версию Sea Baby (AP News) – морской дрон с радиусом более тысячи километров, способный атаковать российский флот где угодно в Черном море, с интеграцией искусственного интеллекта для автономной навигации

Риски, которые нельзя игнорировать

Однако необходимо говорить и о вызовах. Они не менее серьезны, чем возможности.

Первый риск – технологическая зависимость в критических компонентах. Мы производим дроны, но электроника, процессоры, сенсоры часто импортные. История с тем, как Россия адаптирует перехваченные западные компоненты для арктического шпионажа (L'Humanité) – использует западные сонары и underwater drones для системы слежения в Арктике – показывает уязвимость dual-use цепочек поставок.

Более того, проникновение дронов на военные базы США выросло на 82% – с 230 до 420 случаев за год (Breaking Defense). Это обнажает критическую уязвимость даже самой мощной армии мира к дешевым БПЛА. Если США с их ресурсами не могут полностью защитить собственные базы, что говорить о нашей инфраструктуре? Нам критически необходимы собственные производства микроэлектроники, оптических сенсоров и систем связи.

Второй риск – недофинансирование при наличии мощностей. Мы используем лишь треть наших 35 миллиардов долларов оборонных возможностей. Это означает, что на складах стоят машины, в офисах – инженеры, а заказов нет. При этом армия ждет оружия. Это не техническая, а финансово-организационная проблема, которую нужно решать через креативные модели финансирования – от международных фондов до предоплат от будущих экспортных контрактов.

Третий риск – отставание в лазерных системах. Пока Израиль запускает Iron Beam с его революционной экономикой перехвата, мы все еще зависим от традиционной ракетной противовоздушной обороны. Последняя неделя показала масштаб проблемы: 22 октября Россия запустила по Украине 381 Shahed и ракеты Iskander, из которых было сбито 303 (ISW). 23 октября – еще 130+ дронов и ракет по Киеву, повреждены энергосети и синагога, 9 раненых (Reuters).

Тратить комплекс за миллион долларов на дрон за тысячу – это проигрышная экономика "войны на истощение". Россия может позволить себе запускать сотни Shahed каждую ночь, а каждый наш перехватчик стоит как десятки их дронов. Нам срочно нужны инвестиции в лазерные и микроволновые системы ПВО. Да, это сложные технологии, но мы доказали способность к быстрым инновациям при условии фокусирования ресурсов. Альтернатива – продолжать экономически проигрышную игру.

Четвертый риск – гиперзвуковая уязвимость. Когда даже Северная Корея демонстрирует гиперзвуковые системы, а США открыто признают десятилетнее отставание, вопрос нашей собственной программы становится критическим. Россия имеет гиперзвуковые "Кинжалы" и "Цирконы", и традиционная ПВО против них малоэффективна. 22 октября Путин лично контролировал полномасштабные ядерные учения с интеграцией гиперзвуковых ракет (Army Recognition) – демонстрация возможностей и угроза эскалации.

Параллельно Китай наращивает мощности: по данным CSIS (CSIS), китайский ядерный арсенал удвоился с 2019 года до 600 боеголовок в 2025-м, с прогнозом 1500 к 2035 году – приближение паритета с США и РФ. Китай строит крупнейший арсенал наземных баллистических ракет, включая DF-26 дальностью 4000 км. Нам нужна либо собственная программа гиперзвукового оружия, либо тесная интеграция с американскими и израильскими разработками перехвата, такими как SM-6 или будущие космические перехватчики Lockheed Martin (Army Recognition).

Пятый риск – искусственный интеллект и этика. Когда ИИ управляет 70-80% смертельных ударов, мы входим в неизведанную этическую и правовую территорию. Pentagon активно развертывает ИИ для командных решений (Military.com, Breaking Defense): генерал Тейлор из 8-й армии в Южной Корее публично заявил о сотрудничестве с ИИ-чатботом для аналитики и прогнозирования, выделено 100 миллионов долларов на четыре пилотные программы. В Форт-Уачука ИИ обрабатывает часы видеосъемки с дронов за минуты.

Но первые тесты в январе 2025 года выявили более 800 уязвимостей в военных ИИ-системах. Мы интегрируем ИИ быстрее, агрессивнее, с меньшими ограничениями – но готовы ли к возможным катастрофическим отказам? Что произойдет, когда управляемый ИИ дрон ошибочно идентифицирует гражданский объект как военный? Есть ли у нас протоколы для ситуаций, когда ИИ принимает решения об ударе, которые не должны были принимать люди? Вопрос автоматизации "цепочки убийства" остается без четкого ответа, а темп развертывания технологий опережает темп разработки этических и правовых рамок.

Конкуренция сценариев

Вижу два возможных сценария развития для Украины в этой новой технологической реальности.

Пессимистичный сценарий: мы остаемся поставщиком сырьевых технологий – продаем базовые дроны, тактики, опыт, но не строим полноценных экосистем. Западные компании берут наши разработки, масштабируют их, добавляют стоимость и продают глобально, оставляя нам роль субподрядчика. Через пять лет украинские инженеры работают в офисах Lockheed Martin и Rheinmetall, а не в Киеве или Днепре. Мы теряем уникальное окно возможностей, когда реальный боевой опыт дает нам конкурентное преимущество.

Оптимистичный сценарий: мы используем текущий момент для построения полноценной defense-tech экосистемы мирового класса. Brave1 становится не просто акселератором, а глобальным хабом для оборонных инноваций. Ракетная программа "Фламинго" – первой из серии собственных стратегических систем. Мы создаем украинские аналоги Rafael, IAI, Turkish Aerospace – компании, которые не только производят системы вооружений, но и экспортируют их, создают рабочие места, формируют технологические цепочки, инвестируют в R&D.

Какой сценарий реализуется – зависит от решений, которые мы принимаем сейчас. От того, сможем ли сбалансировать неотложные потребности фронта с долгосрочной стратегической визией. От того, найдем ли модели финансирования для загрузки наших 35 миллиардов мощностей. От того, инвестируем ли в критические технологии нового поколения – лазеры, гиперзвук, квантовые сенсоры.

Исторический момент

Мы живем в уникальный период, когда украинский опыт формирует глобальные военные стандарты будущего. Американские генералы публично заявляют, что переписывают доктрины под влиянием Украины. Экономические издания пишут, что украинские стартапы эффективнее западных гигантов. НАТО интегрирует наши системы в свою архитектуру.

Это не временная аномалия, вызванная войной. Это результат системных преимуществ: близости к реальному полю боя, скорости цикла "разработка-тестирование-внедрение", культуры инноваций под давлением, готовности рисковать и экспериментировать. Эти преимущества могут сохраниться и после войны – если мы правильно институционализируем наш опыт, построим прочную промышленную базу, создадим привлекательную среду для талантов и капитала.

События последней недели – от переговоров с Пентагоном об экспорте до запуска немецких систем C4ISR – показывают, что мир готов воспринимать Украину как технологического лидера, а не только как реципиента помощи.

Армия США осуществляет масштабную реструктуризацию (Defense Update): отход от тяжелых бронированных платформ в пользу дальнобойных ракет (PrSM, PAC-3 MSE с производством 650 ракет к 2027 году), автономных систем и мобильных сил. Создаются гибридные тактические машины с дизель-электрическим приводом для stealth-операций и интеграции с drone swarms. NATO наблюдает за нашим опытом, но пока делает ставку на танки (Business Insider), несмотря на их уязвимость к дронам – доктринальный сдвиг к unmanned/hybrid vehicles только начинается.

Вопрос в том, готовы ли мы сами к этой роли глобального инноватора. Турецкая Aselsan представила counter-drone платформу на бронетехнике с AI (Reuters), на саммите Defense Tech and Dual Use Conference в Вашингтоне обсуждали интеграцию коммерческих AI-технологий в военные R&D (The Defender Media). Мы имеем уникальный боевой опыт, но мир не стоит на месте – конкуренция за технологическое лидерство усиливается.

Ответ должен быть быстрым. Технологические окна возможностей не остаются открытыми долго. Через два-три года США и Европа нарастят собственное производство дронов, интегрируют уроки нашей войны в свои системы, адаптируют наши тактики. Pentagon уже выделил 100 миллионов долларов на интеграцию ИИ через Rapid Capabilities Cell, в Форт-Уачука ИИ обрабатывает часы видеосъемки за минуты. Lockheed Martin демонстрирует масштабируемость Aegis с моря на сушу. GM Defense разрабатывает гибридные тактические машины.

Если к тому моменту мы не станем незаменимыми партнерами с уникальными технологиями, а не просто источником опыта – момент будет упущен. Уже сейчас западные компании активно изучают наш опыт: на конференции Defense Tech говорят о dual-use применении AI и микроэлектроники, Rheinmetall поставляет нам Skyranger и параллельно изучает тактики их применения для будущих европейских систем. Мы должны превратить наше преимущество "первопроходца" в долгосрочное технологическое лидерство.